— В индийской философии природа высшей истины определяется как истина (сатьям), красота (сундарам) и добродетель (шивам). Являются ли они свойствами Бога?
Это не свойства Бога. Это, скорее, наше восприятие Бога. Эти качества не принадлежат божественному, как таковому; это наше восприятие. Божественное само по себе неведомо. Оно либо обладает всеми качествами, либо никакими. Но что касается человеческого ума, он способен воспринять божественное через три окна: вы можете получить представление либо через красоту, либо через истину, либо через добродетель.
Эти три измерения доступны человеческому уму. Мы сами ограничили божественное этими рамками; само божественное неограничено. Например, мы видим небо через окно. Оконная рама смотрится как рама вокруг неба, но само небо не имеет обрамления. Оно бесконечно. Только окно дает ему обрамление. Точно так же красота, истина и добродетель являются окнами, через которые мы можем взглянуть на божественное.
Человеческая личность разделена на три слоя. Если преобладает интеллект, тогда божественное обретает форму истины. Если ум эмоциональный – если вы приходите к реальности не через голову, а через сердце, – тогда божественное становится красотой. Вы придаете ему поэтическое качество. Но это только рамка. Интеллект обрамляет божественное в истину, чувства – в красоту. А если личность не интеллектуальна, не эмоциональна – если преобладает действие, – тогда обрамлением становится добродетель.
Здесь в Индии мы используем эти три термина для обозначения божественного. Бхакти-йога означает путь поклонения, он для типа эмоционального. Бог воспринимается как красота. Джняна-йога – это путь знания. Бог воспринимается как истина. И карма-йога – путь действия. Бог является добродетелью.
Само слово "Бог" (God) происходит от слова "добро" (good). Это слово имело наибольшее влияние, потому что большинство человечества в основном активно, а не интеллектуально или эмоционально. Это не значит, что они не обладают умом или чувствами, просто ни одно из них не преобладает. Очень немногие являются чисто эмоциональными или чисто интеллектуальными типами. Большинство человечества преимущественно активно. Благодаря действию Бог становится "добром".
Но должен существовать и противоположный полюс, и если Бог рассматривается как добро, тогда дьявол будет олицетворением зла. Активный ум воспринимает дьявола как зло; эмоциональный ум дьяволом будет считать безобразность, а для интеллектуального ума дьяволом будет иллюзорность, ложность, неистинность.
Эти три свойства (истина, добродетель и красота) суть человеческие категории, оформляющие божественное, которое само по себе неоформлено. Это совсем не качества, присущие божественному. Если бы человеческий ум мог воспринимать божественное через любое четвертое измерение, то это четвертое измерение тоже бы стало свойством божественного. Я не говорю, что божественное не есть добро. Я только говорю, что добродетель – это свойство видимое и выбранное нами. Если бы в мире не было человека, то божественное не было бы добродетелью, оно не было бы прекрасным и истинным. Божественное все равно существовало бы, но эти качества, избранные нами, не присутствовали бы. Это всего лишь человеческое восприятие. Божественное можно наделить и другими качествами.
Мы не знаем, как животные воспринимают божественное, мы не знаем, воспринимают ли они его вообще, но одно очевидно: они не могут воспринимать божественное в человеческих терминах. Если же они действительно воспринимают божественное, то совершенно не так, как мы. И свойства, которые они в нем находят, не похожи на те, что находим мы. Человек преимущественно интеллектуального типа не может понять, как это вы воспринимаете Бога как красоту. Для него чуждо такое понятие. А поэт не может предоставить себе, чтобы истина была чем-то иным, нежели красота. Иного для него нет. Истина это красота; все остальное просто умствование. Для поэта, художника, человека, воспринимающего мир через сердце, истина бессмысленна без красоты. Так она является просто интеллектуальной категорией.
Преимущественно интеллектуальный ум не способен понять ум эмоциональный, и наоборот. Вот почему существует так много недоразумений и так много определений. Ни одно определение не может быть принято всем человечеством. Бог должен придти к вам в ваших собственных терминах. Когда вы даете определение Богу, вы сами являетесь частью своего определения. Определение идет от вас, сам Бог не поддается определению. Поэтому те, кто смотрят на него через эти три окна, в каком-то смысле накладывают свои определения на божественное. Есть также возможность четвертого пути видения божественного для того, кто преодолел эти три измерения в своей личности. Для этого четвертого у нас в Индии нет специального слова. Мы просто называем его турия (четвертое). Есть такой тип сознания, когда вы не являетесь ни интеллектуальным, ни эмоциональным, ни активным типом, а просто сознающим. Тогда вы смотрите на небо не через окно. Вы вышли из дому и познали небо безо всяких рам, окон или моделей.
Только тот тип сознания, который достиг четвертого состояния, способен понять ограниченность первых трех, Он может осознать, как трудно им понять друг друга, но также он понимает сходство, лежащее в основе красоты истины и добродетели. Только четвертый тип способен понять и быть терпимым. Остальные три типа всегда будут ссориться.
Религии относятся к одной из этих трех категорий. И они постоянно ссорятся между собой. Будда не может принять в этом участия. Он принадлежит к четвертому типу. Он говорит: "Это все чепуха. Вы спорите не о свойствах божественного, вы спорите о своих окнах. Но из любого окна видно одно и то же небо".
Так что это не качества божественного. Это в нашем восприятии качества божественного! Если бы мы разрешили наши окна. мы смогли познать божественное как без качественное, ниргуна. Тогда мы выйдем за пределы свойств. Только тогда не вмешивается человеческая проекция.
Но тогда трудно что-либо выразить. Все, что можно сказать о божественном, будет сказано только через какое то окно, потому что все, что можно выразить, по сути говорится об окне, а не о самом небе. Когда мы не ограничены окнами, небо такое огромное, бескрайнее. Его невозможно определить. Все слова неприложимы; все теории неадекватны.
И тот, кто находится в четвертом состоянии, обязательно молчит об этом. А все определения божественного приходят от первых трех. А если тот, кто находится в четвертом, что-либо и сказал, то его речи кажутся нелепыми, нелогичными, иррациональными. Он противоречит самому себе. Через эти противоречия он пытается что-то показать. Не сказать что-то, показать.
Витгенштейн указал на это различие. Он сказал, что есть истины, которые можно высказать, и есть истины, которые могут быть только показаны, но не высказаны. Предмет можно определить, потому что он существует среди других предметов. Он может быть соотнесен с ними, сравнен. Например, можно всегда сказать, что стол это не стул. Можно определить его, соотнеся еще с чем-нибудь. Предмет имеет границы, очертания, за пределами которых начинается что-то еще. По сути, мы определяем границу. Любое определение означает границу, от которой начинается что-то иное.
Но о божественном ничего нельзя сказать. Божественное является целым, у него нет границ; нет такого места, где начиналось бы что-либо иное. Нет "чего-то иного". Божественное безгранично и потому не может быть определено.
Четвертое может только показывать, только указывать. Вот почему четвертое осталось тайным. И четвертое – самое истинное, потому что оно не окрашено человеческим восприятием. Все великие святые только указывали; они ничего не сказали. Не имеет значения, Иисус или Будда, Махавира или Кришна. Они ничего не говорят; они на что-то указывают – просто палец, указующий на луну.
Но всегда есть опасность, что вы слишком увлечетесь пальцем. Палец не имеет значения, он только указывает на что-то. На него не нужно смотреть. Если хотите увидеть луну, совершенно забудьте о пальце.
Это всегда представляло большую трудность в отношении божественного. Вы видите указатель, и вам кажется, что он и есть истина. И тогда теряется весь смысл. Палец – это не луна, они совершенно отличны друг от друга. На луну можно указать пальцем, но не нужно цепляться за палец. Если христианин не может забыть Библию, а индус не может забыть свою Гиту, тогда разрушается весь замысел. И все становится бессмысленным, бесцельным и даже нерелигиозным, антирелигиозным.
Когда приближаешься к божественному, нужно помнить о своем уме. Если подходить к божественному через ум, божественное окрашивается им. Если подходить к божественному без ума, без себя, не привнося человеческое; если подходить к божественному как пустоте, как ничто, без предвзятых мнений, без пристрастия к определенной точке зрения – только тогда можно познать бескачественность божественного, и никак иначе. Иначе все те качества, которыми мы наделяем божественное, принадлежат нашим человеческим окнам. Мы навязываем их божественному.
— Значит ли это, что не следует использовать окна, чтобы смотреть на небо?
Дa. Лучше смотреть из окна, чем вообще не смотреть, но ничто не сравнится с небом, не ограниченным окнами.
— Но как же выйти из комнаты под открытое небо без помощи окна?
Можно пройти через окно, но не нужно оставаться у окна. Иначе окно так навсегда и останется. Окно нужно оставить позади. Через него нужно пройти и пойти дальше – нужно превзойти его.
— Когда находишься под открытым небом, слов нет – пока не возвратишься назад в комнату. Тогда все и начинается...
Да, можно вернуться назад. Но уже не таким, каким был раньше. Вы познали не ограниченное моделями бесконечное. Тогда даже из окна вы знаете, что небо бескрайне. Окно вас уже не обманет. Даже если в комнате темно и окна закрыты, вы все равно знаете, что есть бескрайнее небо. И вы уже не можете быть прежними.
Однажды познав бесконечность, вы становитесь ею. Мы есть то, что мы познали, что мы прочувствовали. Познав безбрежное, бесконечное, вы и сами становитесь бесконечностью. Узнать что-то, значит быть этим. Знать любовь значит быть любовью, знать молитву значит быть молитвой, знать божественное значит быть божественным. Знание есть осуществление; видение есть бытие.
— Могут ли все три окна стать одним?
Нет. Каждое окно остается таким, как оно есть. Окно не изменяется, изменяетесь вы. Эмоциональный человек выйдет и вернется через то же окно, но теперь он не будет отрицать существования других окон; не будет против них. Теперь он будет понимать других, он будет знать, что другие окна ведут в то же самое небо.
Побывав под открытым небом, узнаешь, что другие окна являются частью того же самого дома. Теперь можно подходить и к другим окнам, а можно и не подходить. Все зависит от вас. В этом нет необходимости, одного окна вполне достаточно. А такой, как Рамакришна, может ходить от окна к окну, чтобы удостовериться в том, что небо везде одно. Все зависит от человека. Можно заглядывать в другие окна, а можно и не заглядывать.
Вообще-то в этом нет необходимости. Достаточно один раз познать небо. Но любознательный может выглядывать и в другие окна. Но человек, познавший открытое небо, уже не будет отрицать иные подходы. Он подтвердит, что все окна выходят в одно и то же небо. Познавший небо – становится религиозным человеком, а не сектантом. Сектантский ум остается у окна; ум религиозный выходит за его пределы.
Увидевший небо может бродить, подходить к разным окнам. Окон бесконечное множество. Это основные окна, но не единственные. Есть так много комбинаций.
— Существует ли окно для каждого сознания, для каждого человека?
Да. Можно сказать, что каждый человек приходит к божественному через свое окно. И каждое окно значительно отличается от другого. Бесконечно количество окон, бесконечно количество сект. Каждый человек – это уже отдельная секта. Два христианина не одинаковы. Один христианин может отличаться от другого, как христианство отличается от индуизма.
Когда вы выходите под открытое небо, вы узнаете, что все различия принадлежат дому, а не вам. Они никогда не принадлежали вам. Они относятся к дому, в котором вы жили, через который вы смотрели и чувствовали, но не к вам как таковому.
Оказавшись под открытым небом, вы узнаете, что вы тоже часть неба, но только живущая в доме, пространство внутри дома ничем не отличается от пространства вне его. Выйдя на улицу, мы понимаем, что перегородки не настоящие. Даже стена не является барьером для неба, она не разделяет небо как таковое, она только создает видимость разделения – это мой дом, а это твой дом; пространство внутри моего дома мое, а внутри твоего дома – твое. Когда вы узнаете само небо, разделения исчезают. Тогда нет и индивидуумов. Тогда волны теряются, и остается лишь океан. Вы возвращаетесь в дом, теперь вы ничем не отличаетесь от неба.
— Создается впечатление, что очень немногие христиане, побывав на небе, вернулись назад с таким пониманием.
Есть несколько таких. Св. Франциск, Экхарт, Бёме.
— Но они ведь не говорили, что небо везде одно?
Они не могли этого сделать. Небо всегда одно и то же, но они не могли рассказать о небе одинаково. Сообщения о небе неизбежно будут разными; одинаково то, о чем говорится.
Для тех, кто не познал того, о чем сообщается, сам отчет будет всем. Тогда очень остро воспринимаются различия.. Но ведь само сообщение является выборочным. Ведь целое невозможно сообщить; только часть целого может быть отражена. И когда она сообщается, она умирает.
Святой Франциск способен рассказать только как святой Франциск. Он не может рассказать, как Мохаммед, потому что сообщение не спускается с неба. Сообщение идет от модели, от индивидуальности. Оно идет от ума: памяти, образования, опыта; через слова, язык, общину; от образа жизни. Все это определяет сообщение. Сообщение не может идти только от св. Франциска, оно не может быть сугубо индивидуальным. Оно должно сообщаться, иначе его никто не поймет.
Когда я говорю на моем собственном языке, никто не поймет его. Когда я переживают небо, я переживал его без общения. В момент знания я совершенно одинок. Не было слов, не было языка. Но сообщаю я об этом тем, кто этого не познал. Я должен говорить на их языке. И я буду пользоваться тем языком, который я знал до момента познания.
Св. Франциск использует язык христианства. Для меня, все религии – это только разные языки. Христианство – это особый язык, идущий от Христа. Индуизм – это еще один язык; буддизм – еще один язык. Вся разница в языке. И если знаешь только один язык, а не само переживание, то различие будет огромным.
Иисус говорит о "царствии божием", чтобы быть понятым своей аудиторией. Слово "царство" было одними понято правильно, а другими – неправильно. И за этим последовал крест и распятие. Те, кто понимали Иисуса, знали что он имел в виду под "царством", а те, кто не способны были понять, думали, что он говорит о царстве на земле.
Иисус не мог употреблять слова Будды. Будда никогда бы не употребил слова "царство". Для этого есть много причин. Иисус происходил из бедной семьи и говорил на языке бедняков. Для бедного человека слово "царство" необыкновенно выразительно, но для Будды в этом слове нет ничего привлекательного, потому что он сам был царевичем. Это слово имело большое значение для Иисуса и не имело никакого значения для Будды.
Будда стал нищим, а Иисус стал царем. Так должно было быть. Противоположность становится значимой. Неизвестная противоположность становится выразителем неизвестного. Для Будды самым неизвестным было нищенство, и он принял форму неизвестного – стал нищим. Для него "бхикху" (нищий) стало самым значительным словом.
В Индии слово "бхикху" не употребляется, потому что здесь слишком много нищих. Вместо этого мы говорим "свами" (хозяин). Когда человек отрешается и становится саньясином, его называют "свами", хозяин. Но Будда, отрекшись, стал "бхикху", нищим. Для Будды это слово имело какое-то значение, которое оно не могло иметь для Христа.
Иисус мог использовать понятия иудейской культуры. Он кое-что понемногу изменял, но он не мог изменить весь язык, иначе его никто бы не понял. Так что по сути он не был христианином. Когда появился св. Франциск, уже развилась христианская культура и ее язык. И св. Франциск был больше христианином, чем сам Христос. Христос остался иудеем; он прожил жизнь иудея. И не могло быть иначе.
Если вы рождены христианином, то христианство может не иметь столь большого значения для вас. Чем лучше вы его знаете, тем более оно становится бессмысленным, утеряна тайна. Для христианина более привлекательным и значимым может стать индуизм. Поскольку он неизвестен, он может стать выразителем непознаваемого.
Мне кажется, что человеку лучше не оставаться в той религии, в которой он родился. Положения и верования, данные ему от рождения, должны однажды быть отвергнуты, иначе невозможно начать приключение. Не следует оставаться там, где родился. Нужно идти в неизвестное и ощутить животворность перемен. Очень часто мы не понимаем самой сути того, что, как нам кажется, мы хорошо знаем. Христианин считает, что он знает христианство. Это становится препятствием. Буддист считает, что он понимает буддизм, потому что он знает его, но именно это чувство знания и становится барьером. Только неизвестное может иметь притягательную, оккультную, эзотерическую силу.
Нужно превзойти обстоятельства своего рождения. Ведь это случайность, что один родился христианином, а другой – индусом. Не следует быть привязанным к условиям, данным рождением. Что касается религии, нужно быть дважды-рожденным. Идите, исследуйте неизведанные уголки. Только тогда возникает трепет открытий.
Религии, по сути, дополняют друг друга. Они должны работать друг для друга и принимать друг друга. Христианин, индус, иудей – они должны познать восторг обращения. Восторг обращения в другую религию создает фон для преображения. Приезжающий с Запада находит на Востоке что-то новое. Восточный подход настолько иной, что его невозможно втиснуть в знакомые категории. Все положения настолько противоположны тому, с чем вы знакомы, что для того, чтобы что-нибудь понять, нужно самому измениться.
То же самое происходит с тем, кто с Востока приезжает на Запад. Так и должно быть. И чтобы это произошло, нужно быть открытым. Изменение происходит под влиянием незнакомого, неизвестного.
В Индии мы не могли создать религии наподобие христианства. Мы не способны создать теологии, Ватикан. Церковь. У нас есть храмы, но нет Церкви. Восточный ум по природе своей нелогичен, и поэтому он обречен быть хаотичным; он не может быть организован. Католический священник – совершенно иное. Он воспитан быть частью организации. Он имеет свое место в иерархии. И это срабатывает. Организация, иерархия логичны, поэтому христианство смогло распространиться по всему миру.
Индуизм никогда никого не пытался обращать, даже если кто-то сам принимает индуизм, индусам до этого дела нет. Индуизм – это неорганизованная религия, в ней нет института священнослужителей в том смысле, в каком он существует в католицизме. Индуистский монах не принадлежит ни к какой организации, иерархии, он идет сам по себе. Он не имеет никаких корней. Что касается внешнего мира, такой подход оказывается поражением, но что касается внутренней глубины, индивидуальности, такой подход ведет к успеху.
Вивекананду очень привлекало христианство. Он основал Орден Рамакришны по образцу католического священства. Это совершенно чуждо Востоку. Это свойственно только Западу. У Вивекананды был совсем не восточный тип ума. И в той мере. в какой Вивекананда обладал западным умом, св. Франциск и Экхарт имели восточный тип ума. По сути они принадлежат Востоку.
Сам Иисус Христос тоже принадлежит Востоку; а христианство принадлежит Западу. Иисус по природе своей был восточным человеком; он был против всякой церкви, против организаций. В этом состоял конфликт. Западный ум мыслит терминами логики, разума, системы, доказательства. Он неспособен проникнуть глубоко; он остается на поверхности. Он идет вширь, но не вглубь.
— Таким образом организованные религии подобны занавесу. И чтобы мы смогли увидеть небо, они должны уйти?
Да. Они закрывают небо. Они являются помехами.
— Должен ли западный ум расшириться, подобно восточному уму?
Западный ум преуспевает в науке, но он не может преуспеть в религиозном сознании. Когда даже на Западе рождается религиозный ум, он по сути своей восточного типа. Таким восточным качеством отличаются умы Экхарта и Бёме. А когда на Востоке рождается научный ум, он обязательно будет западного типа. Запад и Восток здесь не географические понятия. "Запад" значит аристотелевский тип, "Восток" значит не-аристотелевский ум. "Запад" означает равновесие, "Восток" означает отсутствие равновесия. "Запад" означает рациональное, "Восток" иррациональное.
Тертуллиан был одним из самых восточных умов на Западе. Он сказал: "Я верю в Бога, потому что верить невозможно. Я верю в Бога, потому что это абсурдно". В этом основа восточного подхода: потому что это абсурдно. На Западе так не скажут. На Западе скажут, что верить следует только тому, что рационально, логично. Иначе все это поверья, предрассудки.
Экхарт тоже восточный человек. Он утверждает: "Когда верят в возможное, это не вера. Когда верят в доказательства, это не религия. Это области науки. Только когда вы верите в абсурдное, в ваш ум проникает нечто из запредельного". Это не западное понимание, оно принадлежит Востоку.
У Конфуция, с другой стороны, западный ум. На Западе хорошо понимают Конфуция, но совсем не воспринимают Лао-цзы. Лао-цзы говорит: "Ты глуп уже потому, что рационален. Недостаточно быть только разумным и рациональным. Иррациональное тоже должно иметь свое место для существования. Только тот разумен, кто одновременно рационален и иррационален".
Полностью рациональный человек не может быть разумным. Разум имеет темный уголок иррационального. Ребенок выходит из мрака чрева. Цветок рождается во тьме корней. Нельзя отрицать тьму; она лежит в основе. Это самое значительное и животворящее явление.
Западный ум вносит в мир свой вклад – науку, но не религию. Восточный ум может дать только религию, но не науку, не технологию. Наука и религия взаимно дополняют друг друга. Если мы сумеем понять их различия и их взаимодополняемость, то из этого может родиться лучшая мировая культура.
Тот, кому нужна наука, должен обращаться к Западу. Но если Запад создает религию, она не поднимется выше богословия. На Западе вы сами себе приводите доказательства в пользу существования Бога. Доказательства Бога! Для Востока это просто непостижимо. Нельзя доказать существование Бога. Сама такая попытка – бессмысленна. То, что можно доказать, не будет Богом; это будет научным выводом. На Востоке мы говорим, что божественное недоказуемо. Когда вам надоедают ваши доказательства, прыгайте в само переживание; погружайтесь в само божественное.
Восточный ум всегда будет псевдонаучным так же, как западный ум может быть только псевдорелигиозным. На Западе вы создали великую теологию, но не религиозную традицию. Точно так же, когда мы на Востоке обращаемся к науке, мы, в лучшем случае, создаем техников, но не ученых; людей, разбирающихся в процессах, но не изобретателей, не творцов. Поэтому не подходите к Востоку с западной меркой, так – вы ничего не поймете. И тогда свое непонимание вы сочтете за понимание. На Востоке подход диаметрально противоположен. Только противоположности дополняют друг друга – как мужчина и женщина.
Восточный ум – женщина; западный ум – мужчина; западный ум агрессивен. Логика обречена быть агрессивной, жесткой. Религия же восприимчива, подобна женщине. Бог может быть только воспринят, его нельзя ни открыть, ни изобрести. Нужно стать подобным женщине – все принимающим, открытым и ждущим. Вот что я имею в виду под медитацией – быть открытым и ожидающим.
— Рамакришна сказал, что для нашего века самым подходящим является подход бхакти. Так ли это?
Нет. Рамакришна считал самым подходящим отношением бхакти-йогу, потому что она была наиболее подходящей для него. Это то окно, через которое он вышел под открытое небо. Дело не в том, что какой-либо подход соответствует или не соответствует определенному веку, мы не говорим о веках.
Века сосуществуют одновременно. Мы кажемся современниками; но мы можем ими и не быть. Может быть, я живу двадцать столетий тому назад. Ничто не является абсолютным прошлым. Для кого-нибудь оно является настоящим. Нет ничего абсолютно настоящего. Для одних оно уже прошлое, а для кого-то еще не наступило. Нельзя категорически судить о веке, как о таковом.
Рамакришна был благоговеющим верующим. Он пришел к Богу через молитву, любовь, чувства. Он осуществил себя таким образом, и он считал, что это поможет всем. Он не мог понять, что этот путь может быть труден для других. Как бы мы ни сочувствовали людям, мы всегда видим их Р свете своего опыта. Для Рамакришны единственным путем казалась бхакти-йога: путь поклонения.
Если же все-таки говорить о характерных чертах века, то наш век – самый интеллектуальный, самый научный, самый технологический, в нем очень мало чувств и поклонения. То, что говорил Рамакришна, было верным для него и еще, быть может, для окружающих его людей, но Рамакришна не оказал большого влияния на весь мир в целом. У него был нетехнический, ненаучный ум. Он был простым деревенским жителем, который не получил образования и был незнаком с внешним миром, поэтому то, что он говорил, следует понимать соответственно. Он не мог представить себе того, что происходит сейчас. Он принадлежал миру крестьянина, где интеллект не значил ничего, а чувства значили все. Он не был человеком этого века. То, что он говорил, подходило для того окружения, в котором он жил, но не для ныне существующего мира.
Эти три типа существовали всегда: интеллектуальный, активный и эмоциональный. И между ними всегда будет равновесие, как всегда существует равновесие между мужчинами и женщинами. Это равновесие не может быть слишком долго нарушено. И если оно нарушается, оно очень скоро восстанавливается.
На Западе вы утратили равновесие. Преобладающим фактором стал интеллект. Вам могут нравиться слова Рамакришны: "Поклонение – путь для этого века", потому что вы утратили равновесие. Но Вивекананда говорит противоположное. Поскольку Восток тоже утратил равновесие, он по преимуществу интеллектуален. Это для того, чтобы уравновесить существующие крайности, своего рода взаимодополнение.
Рамакришна был типом эмоциональным, а его главный ученик – интеллектуальным. Так и должно было быть. Это своего рода пара: мужское и женское начало. Рамакришна абсолютно женственен: не агрессивен, всеприемлющ. Понятие пола не только биологическое; оно существует повсюду. В каждой сфере, где возникает полярность, существуют противоположности, привлекаемые друг к другу.
Вивекананду никогда не привлек бы интеллектуал. Ведь он бы не был прямой противоположностью. В Бенгалии в то время жили гиганты интеллекта. Он бывал у них, но возвращался с пустыми руками. Они его не привлекали. Рамакришна был самым неинтеллектуальным человеком, какого можно было себе вообразить. Он был всем тем, чем Вивекананда не был, в нем было все то, что он искал.
Вивекананда был противоположностью Рамакришны, и все, чему он учил именем Рамакришны, по духу было не тем, чему учил сам Рамакришна. И те, кто приходят к Рамакришне через Вивекананду, не могут прийти к самому Рамакришне. Те, кто понимают толкование Рамакришны Вивеканандой, никогда не поймут самого Рамакришну. Толкование исходит от прямой противоположности. Когда говорят: "Если бы не Вивекананда, мы никогда не узнали бы о Рамакришне", то это по-своему верно. Весь окружающий мир действительно не узнал бы о Рамакришне без Вивекананды. Но с помощью Вивекананды то, что известно о Рамакришне, в основе своей неверно. Это ложная интерпретация. И все потому, что они принадлежат к противоположным типам. Рамакришна никогда не спорил. Вивекананда всегда приводил аргументы. Рамакришна был невежественен, Вивекананда был ученым человеком. То, что Вивекананда говорил о Рамакришне, прошло через зеркало Вивекананды. Это не было и не могло быть подлинностью.
И так происходит всегда. И так всегда будет происходить. Будда привлекает людей прямо противоположных ему самому. К Махавире и Иисусу тянутся люди духовно иного пола. И эти противоположности затем создают организацию, орден. И они станут толковать. Сами ученики превратятся в фальсификаторов. Но так оно есть. И ничего нельзя поделать.